Русский крест, казахская версия: Вышел в свет роман «Суперхан» Александра Лапина

Несколько лет назад писатель Александр Лапин затеял серию романов «Русский крест» — о друзьях, чья юность и молодость пришлась на позднесоветское время; зрелость — на десятилетия перемен, а осень жизни — наши дни.

Симпатизирующие писателю журналисты и литературные критики — а таких оказалось немало — говорили о том, что автор в своем творчестве продолжает традиции таких больших во всех смыслах книг, как «Война и мир» и «Тихий Дон». «Русский крест» — это частный взгляд на историю нашей страны сквозь призму истории отдельных персонажей. В этом смысле Лапин совершенно осознанно следует своим великим предшественникам, которые отдавали себе отчет, что в двух словах историю страны, даже если в качестве узловой точки взять краткий период, насыщенный драматическими и трагическими событиями, не изложишь. Слишком многое нужно рассказывать, показывать, доказывать, объяснять. (Я бы, впрочем, добавил в этот ряд еще и сериал А. Дюма о Д’Артаньяне — поскольку книги А. Лапина и о дружбе тоже.)

Кто-то может сказать, что в эпоху соцсетей многотомные циклы романов кажутся архаизмом вроде дискового телефона. Но пример Бориса Акунина, который в последние годы выпускает тома по истории России, и Максима Кантора («Учебник рисования, «Красный свет») демонстрирует, что по-прежнему есть не только авторы, которые готовы высказывать заветное, не обращая внимания на медийную моду, но и читатели таких книг. Они помнят, что простых ответов на сложные вопросы не бывает, и к этой сложности по-прежнему готовые. И то, что и Акунин, и Кантор идеологически, мягко говоря, Лапину неблизки, — лишнее тому подтверждение.

Роман «Суперхан», который вышел в начале сентября, сколько можно понять — подступ к завершению эпопеи, там закольцовываются некоторые сюжетные линии, а значительную часть текста составляют пространные размышления о том, что же будет с Родиной и с нами — прямо как в последнем томе «Войны и мира».

В отличие от предыдущих книг «Русского креста», завязка этого романа — детективная. Один из героев цикла — Александр Дубравин — собирается в Казахстан, навестить старого друга Амантая Турекулова. Но Амантай попадает в автокатастрофу, и получается, что Дубравин едет уже на похороны.

Турекулов за десятилетия перемен стал на Родине серьезным политическим игроком, и после ухода «Великого несменяемого», как иносказательно называется в книге первый президент Казахстана (он вообще здесь своим подлинным именем не называется ни разу), вполне мог претендовать на самые высокие посты, а, может, и на самый высокий.

Дубравин, прекрасно понимая, что столь серьезные люди просто так в автокатастрофы не попадают, начинает частное расследование странных обстоятельств этой истории, узнает про некое «политическое завещание» Амантая, которое после череды интриг и приключений попадает в руки Дубравина. Текст этого «завещания», который главный герой читает и мысленно его комментирует, вступая в воображаемый диалог с его автором, и составляет значительную часть романа.

Александр Лапин долго жил и работал в Казахстане, республика эта для него не чужая, политические, экономические, общественные, криминальные, наконец, казахстанские реалии прописаны в книге подробно и, насколько может судить об этом человек с ними незнакомый, убедительно. Но рассуждения о Казахстане и последних десятилетиях его жизни для автора не самоцель, а повод порассуждать о том, что происходило и происходит в Советском Союзе и в России в течение последних тридцати с лишним лет.

Не будучи специалистом ни в российской, ни в казахстанской политике, не могу сказать, насколько эта сравнительная политология бесспорна в своих тезисах и доказательствах. Но изложено всё не только обстоятельно, но и любопытно. Посмотрев на отражение российской жизни в казахстанском зеркале, видишь то, что раньше не замечал или на что просто не обращал внимания. Книга, которая начинается как детектив и политический триллер, незаметно мутирует в исторический и политический трактат.

Что же до детективной составляющей, то здесь нельзя сказать, что все секреты оказываются раскрыты, а загадки — разгаданы. Когда же я в частной беседе спросил автора, означает ли это, что ответы на какие-то вопросы будут даны «в следующей серии», он ответил уклончиво: «— В реальной жизни политические убийства часто раскрываются? — Почти никогда. — Так почему же в литературе должно быть по-другому?» 

Сергей Князев,

«Санкт-Петербургские ведомости» № 171 (6769) от 23.09.2020